Мусульманский деятель, в современном понимании, – это прежде всего религиозный человек, олицетворяющий нравственную чистоту и честность, обладающий высоким авторитетом среди единоверцев. Только при наличии этих качеств он может стать «человеком религии», представителем исламского духовенства. Бытующие в условной характеристике термины «мусульманское духовенство», «мусульманский священнослужитель» и «мусульманский лидер» многими оспариваются или игнорируются в связи с отсутствием в исламе, в отличие от других мировых религий, института духовенства как такового, особого духовного сословия, обладающего божественной благодатью, института церкви, служащего посредником между верующими и Аллахом. Поэтому считается, что «среди последователей ислама теоретически любой совершеннолетний мусульманин, обладающий достаточным знанием и морально-нравственным авторитетом, с согласия верующих может руководить религиозной жизнью мечетского общества без специальной процедуры посвящения в сан (как, например, рукоположение у христианских священнослужителей)» (Фархшатов М.. Мусульманское духовенство // Ислам на территории бывшей Российской империи. Энциклопедический словарь под ред. С.М. Прозорова. М.: Вост. лит, 2006. С. 286).

Любое человеческое общество нуждается в предводителе, вожде, лидере, наставнике, учителе. Пророк Мухаммад был и будет для мусульман образцом совершенства и идеального лидера. Безукоризненный образ пророка, «вождя, основателя государства, сначала бедного и гонимого, но не побоявшегося выступить против заблуждений своих соплеменников, человека, которого избрал для своих посланий Аллах, вызывал уважение и восхищение мусульман. Это был образ, по которому каждый мог сверять свои поступки» (Сунна. Энциклопедия Кругосвет. Режим доступа: http://www.krugosvet.ru/enc/kultura_i_obrazovanie/religiya/SUNNA.html). На протяжении веков тюрками создавался большой пласт произведений, посвященных Пророку Мухаммаду, которые составляют основу сокровищницы духовного наследия тюркоязычных народов.

В мусульманском сообществе воспитанием человека, как и человеком в его целостности, занимаются три института: мечеть, медресе и текке. В период Пророка мечеть ан-Набави в Медине стала главным учреждением, где решались научные, политические, религиозные, общественные, военные проблемы мусульман. По мере возникновения новых задач и целей основную нагрузку воспитания и просвещения мусульман со временем взяли на себя мектебе и медресе. Наряду с ними мечети продолжали выполнять функцию «народных университетов», проповеди и хутбы стали «открытыми лекциями» имамов. Муллы и имамы были призваны охранять религию, управлять мирскими делами общины, следить за тем, чтобы надлежащим образом воплощались принципы религиозного закона в жизни руководимой им религиозной общины – махалля, т.е. являлись лидерами локального масштаба.

Медресе давало знания в области исламских наук, таких как тафсир, хадис, калам, а также в таких светских науках, как логика, философия, медицина, астрономия, география и т.д. Появилась прослойка ученых мужей, которых звали алимами или улема. Это те муллы, имамы, которые обладали глубокими знаниями в области теологии и использовали эти знания для соблюдения законности и справедливости в общине. Впоследствии оказалось, что таких центров науки, где развивали умственные способности человека, недостаточно, и необходимо создавать учреждения, где осуществлялось бы воспитание души и чувств человека. Третьим образовательным центром тогда стали суфийские заведения: даргях, аситане, текке и завия, где вместо привычных понятий учитель – ученик употреблялись термины мюршид – мюрид. В центре суфийского воспитания, т.е. воспитания души, духовности и мусульманской морали, стоял мюршид, которого уважительно звали пиром, баба, ата, шейхом или ишаном. Он руководил и направлял адептов и по своим знаниям, авторитету и духовности был выше всех остальных. Для того, чтобы стать мюршидом, требовалось получить соответствующее воспитание у другого мюршида и разрешение на продолжение данной деятельности, изаджатнаме или хилафатнаме. Суфийское воспитание, которое является своего рода продолжением религиозного образования, полностью зависело от отношений мюршида и мюрида, усердий и способностей последнего, поэтому конкретно не указывались сроки процесса воспитания и обучения в текке. К тому же это воспитание не было обязательным, человек по собственному желанию входил в какой-либо тарикат. Другими словами, как у мусульманина нет обязанности выбирать какой-либо мазхаб, так и у желающего начать суфийский образ жизни нет обязанности поступить в определенный тарикат: он имеет право выбирать как тарикат, так и мюршида, для этого он может общаться с представителями разных братств, принять участие в их ритуалах, зикрах и беседах наставников. Человек был вправе выбирать, кто и что лучше подходит его внутреннему состоянию.

Когда человек отдает предпочтение отдельному братству и шейху, последний также не сразу его принимает в свои объятия, ибо суфийское воспитание имеет свои особенности, не все способны выдерживать его требования и правила, поэтому человек должен пройти своего рода «испытательный срок». Мюршид следит, наблюдает за поступками, поведением, моральным обликом кандидата в мюриды, который находится с ним под одной крышей текке, данный срок зависит также от индивидуальных особенностей характера человека. Поскольку из текке никого не выгоняют, он может оставаться на уровне мухиббан (мухиббан – сторонники какого-либо тариката, сочувствующие, но не являющиеся членами данного братства), а если шейх, оставшийся довольным его поведением, примет его в тарикат, он становится мюридом. Чтобы стать мюридом, необходимо выполнить несколько условий, которые прежде всего связаны с послушанием и подчинением воле мюршида.

Таким образом, в мусульманской умме имели место как минимум три разновидности духовного наставника: мулла или имам в мечети; хальфа-мударрис или учитель в медресе; шейх или ишан в суфийском текке. Именно эти люди должны были возглавить мусульманскую общину и стать духовными лидерами.

С развитием исламского мира функции мусульманских деятелей расширились и конкретизировались. В сегодняшнем понимании мусульманское духовенство – это «профессиональные служители исламского культа, судопроизводства, административно-духовного управления и образования, знатоки и деятели религиозных наук и суфизма, составляющие обособленную и влиятельную социальную прослойку в структуре мусульманских обществ (служители мечетей, проповедники, учителя начальных (мектеб, араб. мактаб), средних и высших (медресе, араб. мадраса) школ, ученые, судьи, руководители мусульманских общин и братств (тарика) и другие «люди религии»)» (Фархшатов М. Мусульманское духовенство. С. 286).

Статус ислама в дореволюционной России существенно отличался от его положения в Османской империи, где более 90% населения исповедовало ислам и не было религиозных притеснений со стороны официальных властей. Османская Турция являлась важной частью всего исламского мира – «Дар аль-ислам», и в рассматриваемый нами период даже имела статус «Дар альхалифат», поскольку турецкий султан носил титул халифа. Положение же российских мусульман-татар было противоречивым: даже богословы затруднялись ответить на вопрос, принадлежит ли Поволжье «Дар аль-исламу» или же господство России означает, что татары живут на «землях войны» – «Дар аль-харб»? (Кемпер М. Статус ислама в России // Ислам в Поволжье. Энциклопедический словарь. М.: Изд. дом «Медина», 2013. С. 295). Если учесть царскую политику насильственной христианизации и русификации, проводимую в течение долгого времени в отношении мусульманских народов России, то справедливо утверждать, что татары проживали на территории войны и «неверия» (Дар аль-куфр). Однако о взаимоотношениях мусульман и царизма в XVIII–XIX столетиях, на наш взгляд, уместнее говорить как о некоем «двоевластии» в жизни российских мусульман, когда мусульманский лидер оставался у власти в подчинении немусульман, а с появлением государственного учреждения Оренбургского магометанского духовного собрания (ОДМС) в 1788 г. был создан официальный пост муфтия, призванный стать связующим звеном между христианской властью и населением, исповедующим ислам. Мусульманское духовенство с утверждением ОМДС официально было признано отдельным сословием, а муфтият решал вопросы выдачи муллам разрешений (указов) заниматься религиозной деятельностью. С другой стороны, с созданием ОМДС мусульманские духовные лица стали идеологически зависимы от российского государства, ибо «важнейшими задачами нового муфтията являлись «испытание в вере», назначения мулл, которые должны были быть при этом «преданы» властям империи, «в верности надежные и доброго поведения» (По: Арапов Д. ОМДС: цели создания и начальный этап деятельности // газета «Медина аль-Ислам», № 27 (март 2007 г.)). Верховная власть и местная администрация устами духовных лиц доводили до сведения российских подданных в культовых зданиях свои наиболее важные указы и предписания, т.е. минбары в мечетях стали иметь назначение «трибуны», задачей которых было оказывать воздействие на прихожан, на формирование их пророссийской гражданской позиции (Загидуллин И. Исламские институты в Российской империи. С. 192). «Исключительным явлением для мусульман всего мира может показаться и та традиция, когда во время пятничной проповеди имамы в мечетях России должны были благославлять христианского царя и его семью, а также призывать общество платить налоги и подчиняться распоряжениям властей. Само по себе проведение коллективных пятничных намазов «джума» в подобной манере, – пишет немецкий ученый М. Кемпер, – представляло собой «явную адаптацию к русскому правлению, где российская власть рассматривалась как режим, не препятствующий соблюдению исламских законов» (Кемпер М. Статус ислама в России. С. 295). Муллы и улемы, выступавшие против ОМДС и подчинения мусульманского сообщества российской власти, образовали оппозицию и отказались от джума-намазов, аргументируя это тем, что одним из условий коллективных пятничных молитв является наличие кадия в регионе. По их мнению, эти условия не были выполнены. Наиболее откровенную и последовательную позицию в этом вопросе занимал поэт и мыслитель Габдрахим Утыз-Имяни (1754-1834) (Кемпер М. Статус ислама в России. С.295). Его отношение к муфтию и Духовному собранию мусульман, незыблемость авторитета и законность полномочий которых были «освящены самой царской властью», отражено в следующих поэтических строках:

О боже, не заставляй меня

Стучаться в ворота к четверым:

Один из которых судья, другой – чиновник,

Третий – муфтий, четвертый – правитель.

 («Мунаджат»)

Он и его единомышленники осудили главный орган мусульман России за то, что тот назначал мулл наподобие государственных чиновников и не учитывал интересов прихожан, испокон веков выбиравших служителей культа, основываясь на их человеческих качествах.

Как идеологическая направленность и идейно-тематическое содержание художественных произведений, так и позиции самих авторов, их мировоззрение и умонастроения были обусловлены ролью религии в обществе и ее культурообразующими функциями.

Несмотря на то, что коллегия ОМДС имеет сходные черты с шейхульисламами и кадиями Румелии и Анатолии в Османской империи и системой устройства мусульманского духовенства Крыма, положение религиозных деятелей в Российской империи существенно отличалось, ибо российские мусульмане изначально имели статус «иноверцев» и «инородцев», в отличие от османцев. С XVIII в. происходил сложный процесс интеграции мусульман в Российское имперское социально-правовое пространство. Отказавшись от политики тотальной религиозной унификации мусульман, правительство Екатерины II поставило в приоритет установление «удовлетворительных» отношений с уммой, интеграцию представителей мусульманской конфессии путем сотрудничества с ее элитой. Основная функция ОМДС заключалась в формировании группы священнослужителей, лояльно настроенной по отношению к царскому правительству и способной отражать антиправительственную идеологию Османского государства и среднеазиатских ханств (История татар с древнейших времен. В семи томах. Т. VI. Формирование татарской нации. XIX – начало ХХ в. Казань, 2013. С. 424. Байбулатова Л.Ф. История Оренбургского магометанского духовного собрания в личной и делопроизводственной переписке муфтиев (по своду «Асар» Р. Фахретдина) // Из истории и культуры народов Среднего Поволжья: Сб. статей. Вып. 3. Казань, Ихлас; Институт истории им. Ш. Марджани АН РТ, 2013. С. 42).

Исследователи справедливо считают, что создание Духовного управления мусульман все же было объективно необходимо как для мусульман, которые признавали лишь религиозную власть, так и для самодержавия, которое на протяжении столетий безуспешно пыталось контролировать это общество и управлять им. Так было организовано государственное регулирование религиозной жизни российского мусульманства «сверху»: издание фетв муфтием и кадиями происходило под наблюдением губернского правления и МВД, под давлением властей ОМДС принимало постановления, которые запрещали имамам применение положений шариата, противоречащих законам Российского государства и т.д. (Хабутдинов А. Оренбургское магометанское духовное собрание // Ислам в Поволжье. Энциклопедический словарь. С. 247). Поэтому мусульмане считали некоторые указы и распоряжения ОМДС методами их русификации и христианизации и отказывались им подчиняться.

В таких условиях роль муфтия для мусульманского населения также была неодназначной. Шигабутдин Марджани (1818–1889), который первым в татарской историографии изложил биографии мусульманских лидеров Поволжья и Приуралья, в целом отзывался о них нелестно. Приведенные им биографические сведения – характеристики первых муфтиев, кадиев и руководителей ратуши в «Мустафад аль-ахбаре» – очень значимы, хотя в некоторой степени, возможно, субъективны, поскольку Марджани наиболее известных религиозных деятелей хотел видеть лидерами нации (Юзеев А. «Мустафад аль-ахбар» как источник изучения первых мусульманских лидеров России // Марджани о татарской элите. С. 37). По мнению А. Юзеева, сведения Марджани о первых муфтиях в основном достоверно отражают исторические факты. Екатерина II открыла российский муфтият не только из-за необходимости государственного контроля над мусульманским духовенством, но и преследуя политические цели: использование мусульманских лидеров-татар в мирной колонизации степных земель Средней Азии. Для внешней политики России и Центральной Азии необходимы были люди, знающие язык, быт и традиции казахского народа, которым бы местные феодалы доверяли. Роль тонких дипломатов как раз и играли первые три муфтия – Мухаммаджан Хусаинов, Габдессалям Габдрахимов и Габдельвахид Сулейманов, которые, «будучи религиозными деятелями, активно привлекали в лоно российского муфтията мусульманское население Средней Азии и Казахстана» (Там же. С. 37–39). Поэтому как среди населения своего времени, так и среди современных историков сложилось мнение о том, что назначенные правительством муфтии приносили малую пользу умме, кроме того, получили репутацию неких русских дипломатов и разведчиков на Кавказе и в Центральной Азии, осведомителей, или конфидентов (См. Юзеев А. «Мустафад аль-ахбар» как источник изучения первых мусульманских лидеров России. С. 38; Д.Д. Азаматов. Оренбургское магометанское духовное собрание в конце XVIII – XIX вв. Уфа, 1996. С. 51; Денисов Д.Н. Биография муфтия Габдессаляма Габдрахимова в свете новых исторических источников // ж. Медина альИслам. Н. Новгород, 2008, № 87, 88).

Для Марджани главным критерием при оценке деятельности муфтиев стал уровень их религиозных знаний, необходимых для разрешения многочисленных проблем мусульман России. А их ориентированость на проблемы внешние, политические он считал ошибочной, поскольку фактически первые три муфтия, уполномоченные царской властью, проводили политику колонизации мусульман Средней Азии и Казахстана. Должность муфтия, согласно взглядам Ш. Марджани, следует занимать наиболее авторитетному религиозному деятелю, способному стать духовным лидером российских мусульман. Среди первых трех муфтиев Марджани таковых не видел и считал их людьми невежественными, так как не находил уровень их знаний достаточно интеллектуальным, имея в виду наивысший критерий, предъявляемый к знаниям муфтия (Юзеев А. «Мустафад аль-ахбар» как источник изучения... С. 39).

Источник: Сибгатуллина А.Т. Человек на минбаре. Образ мусульманского лидера в татарской и турецкой литературах (конец ХIХ – первая треть ХХ в.) / научн. ред. к.и.н. Д.Д. Васильев. – М.: ООО «Садра», 2018. – с. 13–22.