’Абу Ханифа Ну‘ман ибн Сабит ибн Зута ат-Тайми (ум. в 150/767 г.) был богатым торговцем шелком (хаззаз), который, как и многие другие улемы этого периода, происходил из семьи, принявшей ислам двумя поколениями раньше. По линии деда он был маула племени Тайм Аллах ибн Са‘лаб; однако его вопрос о его происхождении настолько увяз позднее в спорах между различными школами, что, помимо благонамеренных или же злонамеренных дополнений, едва ли найдется хотя один достоверный факт. Часто говорят, что его дед был родом из восточного Ирана; однако расхождения в указании места (Кабул, Термез, Наса) показывают, что мы вполне можем иметь дело с различными местными традициями, которые приобрели большее влияние лишь потому, что его школа смогла наиболее беспрепятственно распространиться в восточном Иране. Там также сделали акцент на том, что его предки никогда не обращались в рабов мусульманами, и составили ему родословную, которая благодаря имени Марзубан в четвертом поколении намекала на связь с сановниками высокого ранга на службе у Сасанидов или же на принадлежность к местной иранской аристократии. Это совсем не вяжется с именем Зу̣та, которое носил его дед, что подтверждается сравнительно достоверными источниками: дело в том, что оно арамейского происхождения и означает «коротышка». Таким образом, скорее всего придется довериться сообщениям, в соответствии с которыми ’Абӯ Ханифа был выходцем из Анбара, то есть он был фактически провинциалом, которого относили к «набатейцам».
О его отце у нас нет никаких сведений. Согласно Ибн Хиббану (Ibn Hibban, Majruhin III 63, 1 f.), он был пекарем; однако в том контексте это скорее, как кажется, относится к его дедушке. Или, быть может, слово хаббаз появилось вследствие того, что Ибн Хиббан в каком-то месте вместо йаби‘у ал-хазз ошибочно прочел йаби‘у ал-хубз?
Равным образом о его жизни мы знаем едва ли больше. Его дела шли успешно; случай сохранил для нас имена двух компаньонов, которые в рамках мушарака представляли его интересы в Нишапуре. Один из них стал там позже судьей (кади). Однако вскоре уже никто не воспринимал ’Абӯ Ханифу как простого торговца. Для всех было удивительно, что такой умный юрист, как он, ни разу не был назначен на должность кади, и тогда начали сочинять истории, в которых он обычно из скромности отказывался от этой должности. Однако, если он действительно происходил из набатейцев (набат), то все-таки его социальный статус, даже после перемен в обществе при Аббасидах, просто был бы недостаточно высок для такого звания. Более того, на пути у него стоял Ибн ‘Аби Лайла (ум. в 148/765 г.), член уважаемого семейства из ансаров, который занимал должность кади в Куфе с 120/741 г. с коротким перерывом вплоть до своей смерти. ’Абу Ханифа имел с ними много разногласий; Ибн ’Аби Лайла представлял иные юридические взгляды и не любил мурджиитов. Говорят, что однажды он даже обратился к властям, потому что не мог больше выносить критику ’Абу Ханифы. Однако если к концу своей жизни ’Абу Ханифа и был заточен в тюрьму и якобы даже умер там, то это, скорее всего, связано не с данным конфликтом и не с его отказом стать кади, а, скорее всего, с его симпатиями к Мухаммаду «ан-Нафс аз-Закийа» ибн ‘Абдаллаху, поднявшему восстание в 762 г. против халифа ал-Мансура, и его брату Ибрахиму; у него была такая же позиция, как у Мис‘ара ибн Кидама. Говорили, что он оказал финансовую поддержку Ибрахиму и посоветовал брату юриста ал-Фазари (ум. 188/804) участвовать в этом. При этом кто-то напомнил о том, что двумя десятилетиями ранее он также послал оружие и лошадей Зайду ибн ‘Али; наместник тогда сделал ему строгое внушение (истатаба).
Во время восстания он был предположительно в самом Багдаде; ибо ал-Мансур поручил ему провести с ремесленниками переговоры по постройке столицы и обеспечить корректные расчеты расхода кирпичей.
<…> Связь между этими событиями едва ли можно распознать за более поздней идеализацией. Наместник, сделавший строгое внушение ’Абу Ханифе во времена Зайда ибн ‘Али ибн ал-Хусайна ибн ‘Али ибн ’Аби Талиба, – это, по всей вероятности, Йусуф ибн ‘Умар ас-Сакафи. Однако наряду с ним упоминается также Халид ал-Касри, который был смещен уже в 120/738 г., то есть почти за два года до восстания. Было общеизвестно, что последний ранее проявил себя также во время гонения на «еретиков» (зиндиков); поэтому в качестве причины для строгого выговора называется вера в сотворенность Корана (TB XIII 381, 8 ff. и предыдущие; дополнительно см. ниже стр. 274-5. С учетом этого и был выбран глагол «приводить к покаянию» (истатаба). Также речь иногда заходит о конфликте с Ибн Хубайром; тот, как утверждают, хотел назначить ’Абу Ханифу чиновником налогового ведомства (Saimari 57, 4 f.). В багдадской тюрьме с ним якобы встретился Анан бен Давид, родоначальник караимов. Однако в иудейской традиции изначально речь идет лишь о некоем мусульманском «мудреце»; установление тождества личности является второстепенным (ср. Nemoy // Semitic Studies J. Loew 244 ff. и Karaite Anthology 4 f.; Cohen M.A. // JQR 68/1977-8/132 и Ben Shammai // Twersky, Studies in Med. Jewish History and Literature II 4). К этой сцене обращается Ф. Дюрренматт в эссе «Взаимосвязи» (Dürrenmatt F., Zusammenhänge (Werke, Bd. 29), S. 82 ff.).
’Абу Ханифа, похоже, поддерживал очень тесные отношения со своим учителем Хаммадом ибн ’Аби Сулайманом; можно предположить, что он назвал собственного сына в честь Хаммада. Однако он также слушал хадисы у Раби‘а ибн ‘Абд ар-Рахмана в Медине; из-за близости их методов последнего позднее называли «Раби‘а самостоятельного суждения» (Раби‘ат ар-ра’й). Впрочем, обоих подвергали критике за языковые ошибки; считалось, что лишь аш-Шафи‘и великолепно владел арабским языком. Последний, как известно, по происхождению был чистокровным арабом: тенденциозность очевидна. Сплетни такого рода пересказывали дальше на протяжении столетий…
Источник: Ван Эсс, Йозеф. Богословие и общество. II–III столетия по хиджре. Том I. История религиозной мысли в раннем исламе. / Й. ван Эсс; пер. с нем. П. Казаку; научн. ред. И.Р. Насыров. – М.: ООО «Садра», 2021. – С. 266–269.
